Василий Верещагин, несмотря на всё его признание, остаётся в тени нашего внимания. Его картины знают, но говорят о нём до обидного мало, и многие детали его жизни остаются в тени. Так, как-то забытым остался период его жизни в Москве. Этому, конечно, способствовало его отшельничство и постоянные разъезды. Так где находился дом Верещагина в Москве? Точнее, конечно, в ближайшем тогда пригороде — в Котлах.

Загадка, которой не было

Место, где я вырос – это Развилка Варшавского и Каширского шоссе. Эта часть города была  недавно московским пригородом, ещё хранившей вспоминания о деревнях, когда-то стоявших на этом месте. От отца я знал, что на месте нашего квартала когда-то стояла деревня Верхние Котлы, а у Нагатинской улицы была деревня Нижние Котлы. Отец же привил мне любовь к чтению и однажды в начале 1980х в школьной библиотеке мне попался старый томик книги Сытина «История Московских улиц»^[1].  Конечно же я сразу открыл его на страницах описания родных мест.  И там я прочитал:

В одном из домиков в Верхних Котлах проживал известный художник В. В. Верещагин, погибший в 1904 г. в Порт-Артуре вместе с адмиралом С. О. Макаровым при взрыве броненосца «Петропавловск».

Я, как и любой мальчишка, росший в 1980х, хорошо знал место, где живу, но никто не мог сказать, где же был дом художника. А до эпохи интернета было ещё далеко.  

Потом появился интернет. Возникли сообщества краеведов, но и тогда не сразу стало ясно.  Так получилось, что верещагиноведов среди краеведов Москвы мало. А серьёзные исследователи творчества Верещагина не задавались вопросом, где точно стоял его дом.

Самый известный исследователь Верещагина Андрей Константинович Лебедев, который издал несколько книг-монографий о жизни писателя, никак не описывает место, где стоял дом Верещагина. 

Даже в книге В.П. Сутенко в книге «Дом у заставы»^[2] про место дома написано туманно:

Сама же по себе местность была неинтересная, пустынная. Ни деревца, ни приличной речки. В конце прошлого века у москвичей стало модным выезжать на дачу, но за Серпуховской заставой дачники не селились. К тому же тут были кирпичные заводы, нанимавшие за грошовую плату на работу разный беспаспортный сброд, и потому местность пользовалась дурной репутацией. Редкий извозчик соглашался в сумерки везти сюда ездока. Случаи грабежей и убийств не были чем-то чрезвычайным.
Василий Васильевич Верещагин, приехавший в Москву в поисках подходящего места для дома и мастерской, интересовался в первую очередь тихими уголками. Он мечтал об уединенном жилье, вдали от людского шума, от надоедливых богатых бездельников. Пустырь между деревнями Нижние Котлы и Новинки его вполне устраивал. Московские улицы обрывались, не доходя до Серпуховской заставы. За ней тянулась малонаселенная Даниловская слобода. Далее находились три кладбища. Здесь было действительно тихо. Возвышенность, облюбованная художником, имела голый вид, но с нее открывался чудесный вид на Москву- реку и расположенный за ней город.

В целом описано верно, но по этому описанию место дома не найти. Даже через много лет, когда я уже попал в архив рукописей Третьяковской галереи я нашёл папку c на которой значилось “Иллюстрированная схематическая карта г. Москвы с указанием места, где была расположена усадьба художника В.В. Верещагина за Серпуховской заставой. Приложена весьма неточная карта-схема Москвы с указанием мастерской художника”^[3] на которой рукой, вероятно, сына художника поставлена точка шариковой ручкой по памяти и весьма приблизительно. 

Итак, стало понятно, что дом Верещагина находился не в Верхних Котлах и не в Нижних. Он находился как бы сбоку от них, формально на отдалённых окраинах деревни Новинки, у общины которой Верещагин и взял землю в аренду. Эти документы обнаружила в архиве краевед соседней Зюзинской волости Светлана Ивановна Ярославцева и описала в своей книге об окрестностях Котлов^[4]:

В 1891 г. отставной коллежский регистратор художник Василий Васильевич Верещагин выстроил дом для собственного жилья и помещения художественной мастерской на земле крестьян деревни Новинки, в 41/2 версты от Москвы, вблизи Серпуховского шоссе, в надежде приобрести застроенный участок в собственность.
В феврале 1893 г. Верещагин обратился с прошением в Удельное ведомство продать участок удельной земли: «По удельной земле проходит дорога от Серпуховского шоссе, которою отрезается к северу участок, около 18 десятин; северо-восточная часть его имеет большую покатость и изрыта оврагами, остальное же пространство, смежное с дер. Нижние Котлы, имеет поверхность ровную и годно для постройки. На этом месте мне было бы удобно устроить свою усадьбу».
20 мая 1903 г. по купчей Верещагин приобрел 4 дес. под дачу: № 190 (часть) – участок пахотной земли (3 дес.1200 кв. саж.) при деревне Нижние Котлы и смежный с ним № 191 (часть) – участок пахотной земли (1230 кв. саж.) при деревне Новинки.

Стало намного яснее, где могла стоять усадьба художника. Это современная Нагатинская улица, но где же дом стоял точно?

Привязка к месту

Как всегда всё решил случай. Как то раз, на фотофоруме PastVu.com (тогда ещё OldMos.ru) появилось фото дома Верещагина^[5]. И тут же кто-то вспомнил что сын Василий оставил воспоминания о жизни в этом доме и приложил скан вырезки из журнала. Как выяснилось позже, книга воспоминаний сына художника вышла только в 1978^[6], а в 1968 главы из него печатались в журнале Художественное наследие^[7], страница которого и была приведена.

Василий Васильевич Верещагин (младший) родился и прожил в этом доме до 12 лет, и оставил такие воспоминания о месте дома:

Почтовый адрес нашей семьи писался так: Москва. За Серпуховской заставой. Деревня Нижние Котлы.
Поэтому могло сложиться весьма распространенное мнение, будто усадьба и дом находились непосредственно в самой деревне. Это неверно. Земельный участок под усадьбой примыкал к левой стороне шоссе, отходившего от единственной в то время улицы в Нижних Котлах в направлении на восток, к селу Коломенскому, и находился на расстоянии около полутора километров от Нижних Котлов. Далее, по той же левой стороне, километрах в двух от усадьбы лежала деревня Новинки.
На запад от усадьбы с севера на юг тянулась глубокая лощина, а за ней была возвышенность, из-за которой вдалеке виднелись крыши Нижних Котлов.
Коломенское (Ногатинское) шоссе спускалось постепенно от Нижних Котлов в эту лощину, а затем, круто поднявшись на гору, проходило возле наших ворот.

Описано очень точно и найдя этот фрагмент я выехал на место и попытался найти это место, сопоставив описание рельефа с реальным местом, описав свои изыскания дома Верещагина в Живом Журнале.  Стало ясно, что место то, но по-прежнему не было никаких документов подтверждающих, что дом стоял именно здесь.

Описание моих изысканий дома Верещагина в Живом Журнале^[9] привлекло к поиску места дома новых людей. На меня вышел краевед и генелолог Евгений Пажитнов, который как раз составлял древо семьи художника и предложил мне выступить с докладом сначала в библиотеке, где он тогда работал, а в последствии организовал мини-конференцию по Верещагину.

Кроме того, Евгений Пажитнов сходил в архив Третьяковской галереи и нашёл там два крока с описанием места и плана усадьбы^[10]. Уже  сам побывав в этом архиве, я понимаю, что что это были пояснения, к книге воспоминаний, которые Василий Васильевич Верещагин-младший дал Андрею Константиновичу Лебедеву – главному биографу художника. Рисунки не вошли в издание. Во всяком случае книги с такими схемами мне до сих пор не попадались. Но эти кроки позволили точно привязать место дома к местности. Сейчас здесь ничего не осталось от дома, но ещё читается рельеф.

История появления дома в Котлах.

До сих пор не совсем ясно, что подвигло Верещагина выбрать это место не в самом благополучном пригороде Москвы. В Верхних и Нижних Котлах находились достаточно злачные кабаки. Вокруг кирпичные, кожевенные, белильные заводы, бойни. Для кирпичных заводов рядом добывали глину из ям, а в долине реки Котловки добывали камень и нарыли пещер, где жили лихие люди и сезонные рабочие.

Часто, извозчики не решались ехать в эти края. Поэтому сведения о дачном характере места, часто упоминаемые в популярной краеведческой литературе, не соответствует действительности. Дача тут была только одна, но какая! Настоящий Теремок из русских сказок!

Почему  дом Верещагина появился именно в этом месте?

Василий Верещагин много путешествовал, подолгу жил за границей.  У него была мастерская в Германии. Затем он построил неплохую мастерскую в Мезон-Лафите, парковом пригороде Парижа. 

Это был обычный домик с необычной летней мастерской: это было сооружение, поставленное на рельсы, который мог поворачиваться за солнцем, а художник мог выбрать нужное освещение вращая ручку. Позже, когда он продаст эту мастерскую художнику Маковскому, его дети будут с удовольствием вращать ручку старого механизма. 

Мезон-Лафит место и сейчас тихое, и уединенное. Сейчас здесь находится рай для любителей лошадей, а тогда порой олени выходили к краю леса, когда художник писал свои картины.

Всё изменилось после поездки в Америку. Там он встретил женщину, ради которой, видимо, решил вернуться в Россию. А может он соскучился по снегу и грязи, которых ему так не хватало для работы над циклом картин о войне 1812 года в Париже?

Так или иначе, но в самом конце 1890-х Верещагин через знакомого архитектора и реставратора Никитина ищет себе место под новый дом в России. Совсем недавно, Елена Васильевна Гладких — аспирант кафедры Истории и теории декоративного искусства и дизайна Московской государственной художественно-промышленной академии им. С.Г. Строганова, обнаружила переписку Верещагина с архитектором Никитиным^[11]. Никитин предлагает Верещагину разные места: и модное Царицино, и Симоново, и Братцево, и у монахов в Перерве и даже прямо на территории Коломенского, но Верещагин выбирает достаточно необычное место — примерно полпути от Серпуховской дороги к Коломенскому у Москвы-реки, на плоской вершине холма, возвышающегося над берегом на двадцать-двадцать пять метров.

Как пишет сын художника отец искал сухое и красивое место на берегу реки. Верещагин в своих путешествиях успел переболеть и тропической лихорадкой, и малярией и не переносил сырые места. Ещё одним критерием для выбора было то, что несмотря на относительную близость к Москве, всёже место тут было тихое, настоящий медвежий угол.

Чтобы представить вид с места дома художника можно взглянуть на картину И.-Н. Рауха «Вид на Москву» сделанную примерно с того же места в 1837 году. В 20 веке эта картина попала из Третьяковской галереи в Музей Пушкина на Фонтанке в Санкт-Петербурге  и была неверно атрибутированна как «Вид на Москву с Воробьёвых гор».

Обитель отшельника

Верещагин и живёт здесь отшельником. Пишет свои картины. В дом почти никого не пускает. Известны истории о маниакальной одержимости уединением. П.В. Андреевский вспоминает:

Попасть в мастерскую постороннему было совершенно невозможно, Верещагин резко отклонял всякие попытки этого рода, при неожиданных приездах бывал просто неделикатен, таков, например, случай с профессором Н.В. Склифосовским, старым его знакомым и приятелем еще по турецкому ранению: когда Верещагин увидел подъезжавшую к дому карету Склифосовского, то выскочил на крыльцо и закричал: «Я ведь велел никого не принимать! Меня нет дома». Почтенному профессору пришлось поворотить оглобли! Впрочем, на другой день Василий Васильевич поехал к Склифосовскому в Москву, но не извиняться, а узнать, зачем он приезжал. Этот случай, однако, не нарушил хороших отношений между ними.

Даже Великого Князя, президента Академии Художеств великий князь Владимира Александровича не пустил в дом. Тот попросил Верещагина:

— Разрешите мне к вам приехать, хочу посмотреть ваши новые работы.
— Нет, извините, — ответил Верещагин твердо.
— А я все же приеду! — продолжал настаивать князь, не привыкший к отказам.
— Приехать-то вы, может быть, и приедете, — сухо сказал Верещагин, — а только все равно ко мне не попадете. У меня, Ваше Высочество, собаки очень злые^[12].

Собаки у Верещагина были и вправду суровы: сенбернары и тибетский мастиф. Местные мальчишки не решались лазить в усадьбу за яблоками.

Однако бывали тут и гости. Скульптор Илья  Гинцбург, который подружился с Василием Васильевичем во время работы над скульптурой художника бывал в доме  в Котлах. Вот что он вспоминает об этом^[13].

«Поездка в санях за город была очень приятной, но местность, по которой мы ехали, была скучна и пустынна. Кучер указал мне видневшийся вдалеке дом Верещагина; дом одиноко стоял на высоком холме, открытом всем ветрам, высокий, деревянный, построенный в русском стиле. Вот куда забрался этот дикарь, чтобы быть подальше от назойливых посетителей…

Верещагин, в домашней серой куртке и мягком картузе, показался мне очень простеньким и добродушным, совсем не таким, каким я его обычно видел в сюртуке, застегнутом доверху. Мы вошли в мастерскую. В ней ничего не было такого, что напоминало бы его парижскую мастерскую с ее коврами, перьями, шкурами и чучелами. Я очутился здесь в помещении, похожем на огромный бревенчатый сарай: ни материи, ни обои не закрывали бревенчатого сруба и торчавшей между бревнами пакли. Всё было устроено крепко, хорошо и без всяких претензий на художественность и уют. Только на полу был разостлан огромный текинский ковер.»

Сохранились фотографические свидетельства посещения Ильи Гинцбурга дома Верещагина, сделанные младшем братом жены художника – Павлом Васильевичем Андреевским. Архив его фотографий, включающий фото дома в Котлах, хранится в Центральном государственном архиве кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга. Пока еще не все фото из этого архива находятся в научном обороте.

Итак, именно в доме в Котлах Верещагин обрёл дом и семью. Тут родились его дети. Конечно, он не сидел на месте и постоянно ездил по свету в поисках натуры, но возвращался всегда сюда с удовольствием — ведь тут его ждала любимая работа.

Дом его был полон костюмов, ковров и предметов из дальних стран. На радость сыну Васе на чердаке были не только красивые мундиры, но макеты пушек, сабли и кинжалы.

Судьба

Как не пытался Верещагин изменить свою судьбу, но она не собиралась давать ему поблажку.  Он писал^[14]:

Я всю жизнь любил солнце и хотел писать солнце. И после того, как пришлось изведать войну и сказать о ней свое слово, я обрадовался, что вновь могу посвятить себя солнцу. Но фурия войны вновь и вновь преследует меня.

В 28 февраля 1904 года (по новому стилю) Верещагин отправился в свою последнюю военную экспедицию из дома в Котлах на Дальний Восток. Он прибыл в Порт-Артур и напросился на флагманское судно  адмирала Макарова — эскадренный броненосец “Петропавловск”. Адмирал отговаривал его, но Верещагина было не отговорить. Ведь он прибыл сюда увидеть войну из первого ряда, а не отсиживаться на галёрке:

 — Василий Васильевич, вернитесь в порт. Будет бой, и бог знает, кто из нас уцелеет. Вы нужны России…
— Степан Осипович, я приехал в Порт-Артур не ради праздного любопытства, а именно для того, чтобы запечатлеть морское сражение, — почти раздраженно ответил художник.

9 часов 43 минуты 31 марта (13 апреля) 1904 года. флагманский броненосец напоролся на японскую мину и взлетел на воздух. Погибло более 600 человек. лишь нескольким десяткам моряков удалось спастись. Учившийся отказавшийся стать морским офицером Василий Верещагин погиб в морском сражении на мостике рядом с командующим флотом. Константин Симонов написал об этом^[15]:

Всю жизнь любил он рисовать войну.
Беззвездной ночью наскочив на мину,
Он вместе с кораблем пошел ко дну,
Не дописав последнюю картину…

Сын художника вспоминает, что дней через пять после смерти художника в дом пришли несколько крестьян из деревни Новинки. Вдова не нашла сил говорить с ними, и они пришли снова еще через неделю.  Лидия Васильевна приняла их и думала, что речь пойдет о судьбе участка, взятой в аренду у деревенской общины. Однако вперёд вышел староста, откланялся и нерешительно и смущаясь сказал:

«С несчастьем вас!».  Не ожидавшая таких слов вдова со слезами на глазах ответила: «Да разве с несчастьем-то поздравляют?» Староста смутился еще больше и тихим голосом сказал: «Да барин-то был уже очень хороший! Жаль его!»

Судьба семьи покатилась под откос. Вдова художника, не выдержав горя и навалившихся проблем, вскоре покончит собой. Дом будет продан фактически на слом соседу по участку – предпринимателю Карлу Веберу. Его белильная фабрика располагалась в Нижних Котлах на месте территории завода Феррейна). Часть коллекции поступит в Истерический Музей. Перед Революцией наследники отдали оставшееся имущество на хранение в склад. Но скоро склады были конфискованы, наследники не сумели выхлопотать возврата вещей, и все это исчезло. Кроме этюдов, альбомов с рисунками и т.д. исчезли многие рукописи Верещагина и приготовленный к печати второй том воспоминаний, на котором было написано: «Опубликовать после моей смерти»^[16].

Уже к 1913 году на месте дома Верещагина осталась только липовая аллея.  А потом место застроят сараями, и застроят ещё раз домами. Сейчас на месте дома Верещагина построен детский сад и ничего сейчас не напоминает о доме в Котлах.

Увековечивание памяти Василия Верещагина в Москве

Несмотря на значение для культуры в России и огромную популярность художника сейчас существует всего два памятника: один в Череповце и один в городе Верещагино на Дальнем Востоке. Ветераны разведки собирались поставить памятник баталисту в Кронштадте^[17], у дачи брата писателя Александра Васильевича Верещагина, но пока на начало 2021 бюст остаётся лишь в планах.

А в Москве памятника Верещагину нет. Точнее не так: в Москве нет памятника художнику Верещагину, а памятник герою фильма таможеннику Верещагину^[18] есть.

Внук Верещагина Александр Сергеевич Плевако-Верещагин в своё время пытался «пробить» памятник деду на площади Суворова, но тут вдруг в прессе возникла волна обвинения художника в некрофилии и любовании войной. Проект отложили. Сейчас группа энтузиастов района Нагатино собирается открыть памятный знак на месте дома художника. Возможно, в начале это будет просто информационный стенд, потом, быть может появится что-то более основательное. Есть идея назвать именем Верещагина Библиотеку 159, которая стоит прямо на бывшем месте усадьбы.  Но и полноценный памятник великому художнику в Москве непременно нужен!

---